Тело девушки подрагивало, и эта вибрация усиливалась или уменьшалась в зависимости от того, в какое положение Гринберг ставил плоскую черную ручку с красной стрелкой, направленной на растянувшийся по дуге циферблат. Он то и дело менял показания в пределах от семидесяти до девяносто пяти, быстро занося получаемые при этом результаты в базу данных своего компьютера. Меер отметил, что одновременно с изменениями вибрации обнаженного тела, менялось и направление синусоиды на основном мониторе.
Меер почувствовал себя неуютно. Будто ему довелось присутствовать в некой модернизированной камере пыток. Он замер на месте, не в силах приблизиться к стеклу, за которым в своей тесной капсуле находилась обнаженная девушка. К горлу невольно подкатил какой-то предательский тошнотворный ком, но Меер быстро сумел справиться с этим неприятным ощущением и взять себя в руки.
Вентайл решительно обогнул Меера и приблизился к рабочему месту профессора. Встал справа от него и, прищурившись, внимательно посмотрел через стекло на девушку. Рифе предпочел не подходить ближе.
Гринберг щелкнул одним, затем другим тумблером на пульте управления и наполовину провернул плоскую черную ручку с края таким образом, что обозначенная на ней красная черточка коснулась отметки с цифрой пятьдесят. Тело девушки тут же замерло и погрузилось в состояние полного покоя.
– Как она? – поинтересовался Вентайл, не глядя на профессора.
Последний также не соизволил повернуть головы в сторону собеседника, наблюдая за равномерными извилинами разноцветной синусоиды на экране своего монитора.
– Если вы имеете в виду ее физическое состояние, – разговаривая, Гринберг слегка причмокивал дряблыми старческими губами, – то, поверьте мне на слово, Гордон, она еще никогда в жизни не находилась в такой превосходной форме. Да что там она… Артериальное давление, температура тела, работа органов – с такими показателями человека можно смело отправлять в космос даже без специальной на то подготовки…
Гринберг гаденько хихикнул, и у стоящего чуть позади него Меера от этого смешка почему-то невольно побежали мурашки по коже, и он зябко поежился.
– Но и это только цветочки, Гордон, – продолжил профессор. – Гораздо большее значение имеют ее чувства. Они обострены до предела. Зрение, слух, обоняние… Мне удалось добиться того, что все ее чувства работают на тридцать процентов эффективнее, чем у любого нормального человека. Можете себе это представить? Тридцать процентов!..
Гринберг торжествовал. По губам его блуждала самодовольная улыбочка, он покачивал головой в такт каждому своему слову, а в завершение энергично потер друг о друга покрытые с тыльной стороны пигментными пятнами сухощавые ладони. Похоже, что сегодня он как никогда восторгался собственной гениальностью. Однако серьезное, напряженное лицо Вентайла со все еще устремленным на девушку испытующим взглядом, напротив, свидетельствовало о том, что он не разделяет оптимизма профессора. И Меер понимал, почему. Вентайла интересовало совсем другое.
– Что с ее мозгом, профессор? – открыто спросил он.
Гринберг пожал плечами.
– Одну минуту. Сейчас вы сами сможете убедиться в его функциональности, Гордон. – Он снова повернул ручку, и теперь красная метка коснулась цифры семьдесят пять. Нажал пару кнопок и опустил микрофон со лба на уровень нижней губы. – Это профессор Гринберг. Вы меня слышите, Айсана?
– Да, я вас слышу, профессор.
С той точки, где стоял Меер, было не видно, как ожили и разомкнулись губы девушки, но в том, что в диалог с Гринбергом вступила именно она, сомневаться не приходилось. Меер прежде уже слышал ее голос. Он инстинктивно шагнул вперед, желая понаблюдать за происходящим. Вентайл распрямил плечи и теперь уже просто вонзился взглядом в распростертое в капсуле тело девушки.
– Прекрасно, – Гринберг ощерил маленькие зубы. Он действительно получал наслаждение от проделываемой им самим работы. – Послушайте, Айсана. Я буду показывать вам сейчас геометрические фигуры, а вы будете называть их. Договорились?
– Да.
Теперь уже Меер мог отчетливо видеть шевеление ее губ. Тем временем пальцы Гринберга забегали по клавиатуре, как у пианиста-виртуоза, а на маленьком синем мониторе, расположенном правее основного, стали появляться четкие очертания светящихся геометрических фигур. Одна фигура сменялась другой. Судя по всему, девушка могла видеть точно такие же изображения на экранчике с внешней стороны своего «забрала», потому как ее негромкие ответы были последовательными и своевременными.
– …круг, ромб, параллелограмм, трапеция…
– Замечательно. – Синий экран монитора погас. – Просто замечательно, Айсана. А теперь я буду озвучивать вам названия государств, а вы мне называть их столицы. Готовы?
– Готова, – монотонно ответила девушка.
Меер отметил, что все это время интонации ее голоса не изменились ни на йоту. Она говорила как запрограммированный робот.
– Тогда приступим, – Гринберг откинулся на спинку кресла. – Бельгия.
– Брюссель.
– Польша.
– Варшава.
– Руанда.
– Кигали.
– Камерун.
– Яунде.
– Бутан.
– Тхимпху.
– Соломоновы острова.
– Хониара.
Девушка отвечала быстро. Без запинки, без раздумий, без колебаний. Меер не удержался и восхищенно присвистнул. При этом он заметил, что и Вентайл удовлетворенно качает головой.
– Блестяще, Айсана, – одобрил ее ответы Гринберг и снова склонился над клавиатурой. – Сейчас будет задание посложнее. Сосредоточьтесь. Я буду показывать вам фотографии известных людей различных эпох, а вы будете мне их называть. Готовы?