Тайна важнее жизни - Страница 17

Он молча наблюдал за тем, как Юдаев развернулся, пересек пространство его кабинета и вскоре скрылся за дверью. Некоторое время Чепуров еще сидел в полной неподвижности, затем подался вперед, и рука привычно ухватила трубку расположенного слева телефонного аппарата.

* * *

Касан наклонил голову, благополучно миновал низкое дверное перекрытие и вошел в комнату. Негромко работающий телевизор возле дальней стены передавал программу новостей. Касан лишь мимолетно взглянул на экран, прошел к глубокому кожаному креслу и буквально упал в него всей своей массой, вытянув вперед длинные, как у цапли, ноги. Он взял с подлокотника пульт дистанционного управления и совсем убрал звук.

– Уже видел сегодня Нафеза?

Касан повернул голову. Сидящий за обеденным столом Дауд, невысокий коренастый мужчина с короткой темной стрижкой и густой бородой, скрывавшей едва ли не большую часть лица ее обладателя, ни на секунду не прервал своей трапезы, ловко орудуя столовым прибором. Дауд был в одном трико, выставляя на обозрение посторонних глаз густо поросшую волосами широкую грудную клетку. На вопрос Касана он только отрицательно покачал головой. Синхронное движение скрытых бородой челюстей свидетельствовало об активности жевательного процесса.

– Я звонил ему, – поделился Касан с соратником имеющейся у него скудной информацией. – Он ничего не сказал мне по этому поводу, но я понял, что ему уже все известно. Возможно, даже больше, чем нам… Он был краток. Сказал, что скоро прибудет…

– В бешенстве? – поинтересовался Дауд перед тем, как отправить в рот очередную порцию тушеных бобов.

– Трудно сказать. Ты же знаешь Нафеза… Одному Аллаху известно о том, что творится в недрах его души. Передавали что-нибудь новое? – Касан коротко взмахнул рукой в направлении работающего в беззвучном режиме телевизора.

– Ничего. – Густая брода Дауда замерла в одном положении. – По всем каналам гоняют одно и то же. Она убила французского ученого из каких-то религиозных соображений, в мотивации которых сейчас активно пытается разобраться «Моссад». Французские власти тоже времени даром терять не станут. Показывали арабские гетто… Эти собаки!..

– Обойдемся без эмоций, Дауд, – осадил его Касан. – Ты не хуже меня знаешь, что все это – липа. Чистейшая липа. Об этом знает и Нафез… И решение, которое он примет, наверняка будет соответствовать…

Чему будет соответствовать это решение, Касан так и не успел сказать. Скрип плохо смазанных дверных петель заставил его осечься на середине предложения и порывисто развернуться в кресле. Через секунду Касан уже был на ногах, с почтением встречая вошедшего в помещение смуглого мужчину с широкими, четко очерченными скулами и крючковатым орлиным носом. На голове вошедшего красовался большой, свисающий по краям белый платок, делая его лицо немного ýже, но нисколько не скрадывая его благородных черт. Скорее наоборот, подчеркивая их.

Дауд тоже оставил свое занятие, отодвинул тарелку в сторону и поднялся из-за стола. Взгляд, которым он встретил появление мужчины в белом платке, был полон почтения и даже некоторого раболепия.

– Вечер добрый, Нафез, – Касан позволил себе улыбнуться, делая шаг навстречу одному из самых беспощадных лидеров экстремистских группировок.

Ответного приветствия из уст Нафеза Анбааса не прозвучало. Несколько секунд он молча и неподвижно стоял на одном месте, перебирая четки пальцами левой руки и стремительно охватывая взглядом все убранство комнаты. Черные, как два истлевших до основания уголька, глаза остановились на экране телевизора. Ни Дауд, ни Касан, ни двое других мужчин в темной одежде, зашедших в комнату следом за Нафезом и остановившихся в проеме, не смели нарушать эту длительную паузу.

Наконец все так же безмолвно Нафез поднял вверх правую руку, и, подчиняясь этому сигналу, его грозное сопровождение ретировалось, в очередной раз скрипнув дверью.

– Выключи, – коротко распорядился Нафез. – Совсем.

Касан поспешно схватил пульт и погасил мерцающий экран. Бросил его на сиденье. Дауд вытер бороду рукавом. О жестокости и частой неадекватности реакций Нафеза Анбааса ходили легенды, многие из которых, без сомнения, были правдивы. Анбааса боялись не только его враги. Он был способен породить животный страх и в сердцах своих соплеменников. Нафез слыл одним из самых ярых поборников священной веры, и мало кто отдавал всего себя правому делу так же самоотверженно, как он.

– Они использовали ее, – негромко заговорил Нафез голосом, способным заморозить пламя. – Они использовали ее по полной программе. Именно ее. Айсану… Женщину, которую я люблю. Которая дорога мне больше, чем собственная жизнь. Они не могли ударить меня больнее. – Пальцы, сжимавшие четки, побелели от напряжения. – Неверные бросили нам открытый вызов, на который мы не можем не ответить. И дело тут не только в Айсане… Своей последней акцией «Моссад» осквернил и священное место богов. Они замахнулись на Руджум Аль-Хири… Или, как они именуют его на своем поганом языке, Гилгал Рефаим.

Нафез не обращался ни к кому конкретно. Ни Касан, ни Дауд так и не смогли поймать на себе ни единого его взгляда. Глаза Нафеза были устремлены в пустоту. В некую абстрактную, видимую только им самим точку. Он будто разговаривал с самим собой.

– Не я, а Аллах требует от нас сейчас немедленного вмешательства, – продолжил он. – Указующий перст Руджума Аль-Хири дает знать нам от имени Высшего Разума, что правда на нашей стороне. Это вмешательство… Иначе и быть не может.